Итак, рядом со мной находились усталые, вымотанные люди. Но люди безумно счастливые. И от меня требовалось, чтобы они таковыми и оставались.
- Что скажешь, Хуан? – обернулся старик Ромеро. – Есть замечания, предложения?
Я пожал плечами.
- Неплохо. Я бы даже сказал, отлично. Но не хватает эмоций.
Ее высочество на сцене презрительно фыркнула. Впрочем, я бы удивился, не сделай она этого. Дон же Бернардо заинтересовался.
- То есть?
Я покачал головой, словно отгоняя наваждение.
- Оставьте. Всё хорошо, просто отлично. Рекомендую отпустить вашу воспитанницу поспать перед концертом. Да и вы пару часов перекемарить успеете – силы вам сегодня понадобятся.
Глаза старика сузились.
- Хуан, я спросил тебя. Твоя задача мне ответить. В чем проблема?
- Проблема в том, что я не профессионал. – Я выдержал его взгляд и даже попытался надавить своим. – Я не знаю, как что надо делать правильно, как что должно звучать. Я вообще ничего не знаю!
- Но ты видишь картину так, как увидит из зала простой зритель. Неискушенный, - парировал он. - И поэтому мне интересно знать именно твое мнение, как человека не знающего и не разбирающегося. Тебе что-то не нравится, ты что-то увидел свое, так? И я хочу это услышать.
- Нравится, не нравится… – Я тяжело вздохнул и поднялся, намереваясь сделать самое мудрое, что только возможно – свалить отсюда. В конце концов, через несколько часов репетиция и у меня. Генеральный прогон на сцене, первой большой сцене в жизни, это вам не хухры-мухры! И тоже неплохо вздремнуть, хотя бы в машине. – Но во-первых, кто я такой, чтобы вам что-то указывать? А во-вторых, - я бросил взгляд на во все уши слушающую нас Фрейю. – А во-вторых, что бы я ни сказал, какую бы оценку ни дал, ее высочеству это не будет интересно. Она сделает с точностью до наоборот, а портить ей выступление мне не хочется.
- Хуан, сядь! – голос дона Бернардо налился сталью. – Я тебя не отпускал!
Я хотел возразить, что свободный человек, но не стал. Не дело это, ссориться со стариком на ровном месте. Наигранно вздохнул, вернулся.
- Хуан, здесь только я решаю, кто и что будет делать. И как делать. – Дон Бернардо бросил через плечо взгляд на сцену, в котором для его воспитанницы не было ничего хорошего. Впрочем, та к таким привыкла и лишь прилежно опустила глаза в пол. – И если мне интересно твое мнение, значит, я его выслушаю. Делать же что-либо, или не делать, соответствует услышанное моим ожиданиям или нет – не твоя забота. Всё понял?
Я кивнул.
- Так что пересядь сюда, ко мне, и начинай излагать. А она послушает. И будет слушать ОЧЕНЬ внимательно, - вновь обернулся он к сцене и глаза его сверкнули.
Я обошел два ряда, пересел. Что ж, раз вопрос стоит таким образом…
- Итак, эмоции, - начал излагать я, призывая в помощь всё доступное красноречие. – Ее голос не оперный, скорее очень качественная попса, и это накладывает отпечаток. Там, где оперной диве достаточно вытянуть куда-то в фальцет и одним этим раздавить слушателя, ее высочеству придется брать чем-то другим. Например, искренностью. Выжиманием ситуации. Ей должны ПОВЕРИТЬ, - сформулировал я. – Поверить, она поет про себя и это случилось у нее в жизни. Ну, или нечто, как две капли воды похожее.
Пауза, хапнуть воздуха.
- Да, она демонстрирует профессионализм, - продолжил я, игнорируя сложенные трубочкой губки принцессы. – Но это холодная сталь остро отточенного клинка. А я вижу эту песню в виде комка пламени, - сделал я непонятный жест перед собой. - В виде энергии, сметающей всё на пути. Ее высочеству нужны эмоции, нужно разорвать перед зрителем душу, выставив напоказ. «Смотрите, у меня там больше ничего нет, я показала вам всё, что было!»… - Я потерялся, дыхание сбилось. – Дон Бернардо, - повернул я голову к старику, ища поддержки, - я не знаю, как сказать по-другому. Эмоции. Душа наизнанку... Только так. А не голое мастерство и баланс в тональностях.
Старик молчал с минуту. Наконец, поднял глаза на сцену.
- Всё поняла?
Фрейя вновь попыталась фыркнуть, но получилось у нее не очень. Видно, ее величество всё же вбила в головку дочери искусство прислушиваться к аргументам противников, признавая их правоту, даже если эта правота им очень не нравится. Государственный подход, наследница…
- Да. – Ее высочество повесила на лицо показное безразличие.
- Эмоции, эмоции и еще раз эмоции! – подвел итог старик. - Ты живешь ими. Пробуем!
Он отдал команду искину, музыка заиграла вновь.
Следующие часа два я был на коне. Вот это и называется «карт-бланш», ради такого стоило заваривать всю эту кашу с музыкой и песнями.
Я «рулил» ее высочеством. Раз за разом высказывал, где и как она не права, где недотягивает. Пару раз выходил на сцену и пытался продемонстрировать, используя мимику и жесты. И она слушала, не смела даже пикнуть, старательно пытаясь выполнить все требования. Я был режиссером, и это было круто!
- …Не верю! Вот в этом месте, второй куплет, начало. Ты лажанулась, а потом…
- …Нет, не дотягиваешь. Голос ты вытянула, только мне все равно на голос. Я хочу не абстрактную сказку, а твою личную историю.
- …Почти. Совсем чуть-чуть, но не хватило. В самой концовке. Не верю…
-…Бени, может хватит? – раздался ее полный обреченности голос, когда я почувствовал, что то ли выдохся, то ли она и вправду спела гораздо лучше. – Всё, я не могу больше! Убери из зала этого, или я сама сейчас уйду! Уйду и не вернусь, и пусть хоть Венера с орбиты сойдет!
Старик Ромеро, надо сказать, дав мне в руки карты и позволив командовать, всё это время молчал, вмешиваясь лишь для уточнения творческих моментов, когда я, не владея терминологией, не мог связно пояснить, что хочу. Всё остальное время лишь наблюдал за нами, оставляя свои мысли при себе. Я не мог понять, всё ли делаю хорошо, правильно ли, не заносит ли меня, и думаю, о том же думала и Фрейя. Но поскольку он молчал, ее высочество не смела «бузить» и слушалась. Наконец, когда ее прорвало, соизволил вмешаться: